Новый прием ЭОТ при работе с образом внутреннего обвинителя
Ольга Берг, 2022
Психологи знакомы с наличием у человека системы психологических защит. Эта система призвана защитить личность как от опасной стимуляции внешнего мира, чтобы избежать ретравматизации, так и от ее собственных глубинных потребностей и желаний (с той же целью). Для решения этой задачи в «опасных» ситуациях у человека – без участия сознания – срабатывают те или иные психологические защитные механизмы (ПЗМ). Происходит это автоматически. Причем, часто такая защита входит в противоречие с осознанным желанием взрослого человека. Однако в этой статье речь пойдет не о внутренних конфликтах, а об устройстве некоторых бессознательных психологических защит, с которыми сталкивается эмоционально-образный терапевт. Также будет описан новый прием, который эффективно зарекомендовал себя в работе с тяжелыми психотравмами.
Рассуждая о функции психологической защиты, мы упираемся в неожиданный вопрос: если ПЗМ призваны уберечь человека от непереносимых переживаний, то почему во внутреннем мире людей, перенесших травму, так часто можно обнаружить деструктивные образы, осуществляющие насилие? Например, в сновидениях: сновидцу отрубают голову, его (или его любимого питомца) подвергают жестокому насилию, зарывают заживо в могилу, подвергают пыткам и т.п. Или на сессии, когда деструктивный образ «нападает» на клиента, «пожирает» или «калечит» его, и клиент ощущает бессилие, невозможность сопротивляться... Неужели психика, ПЗМ, не справляются, переполняя человека тревогой, ужасом и бессилием?
Мы понимаем, что в случае психологической травмы, человек, подвергшийся физическому или сексуальному насилию (в особенности, ребенок), не смог мобилизовать свою агрессию и дать отпор агрессору. Сам протест против насильственных действий у личности был, но пострадавшему не удалось его проявить в полной мере и дать отпор. У ребенка же часто вообще нет возможности проявить протест в силу зависимого положения. Считается, что собственная агрессивная энергия подавляется и уходит в глубины бессознательного. Но перед этим может произойти кое-что еще. Она может «присоединиться» к агрессивному воздействию насильника, усилив его! Поясню на примере.
Фигура в черном плаще
За помощью обратилась молодая женщина, с жалобами на трудности в создании близких отношений. Она осознавала свой внутренний конфликт: одна ее часть стремилась к отношениям, очень хотела их, другая же пугала («ничего хорошего не выйдет», «он тобой попользуется и выкинет»), сковывала («нельзя идти на свидание», «не отвечай ему!») и даже нападала. «Нападения» проявлялись как случайные самоповреждения: порезала палец, сковырнула ноготь, подвернула ногу, больно стукнулась. Эти неприятные случайности происходили в моменты, когда клиентка почти уступала своей первой части, желавшей пойти на свидание, или когда просто фантазировала о счастливых дальнейших отношениях. Такие яркие проявления самодеструкции позволили предположить, что женщина в прошлом пережила серьезную психотравмирующую ситуацию.
Пугающая часть предстала в образе мужской фигуры в черном плаще и шляпе, лица не было видно. При идентификации женщина почувствовала ожесточенность, непримиримость и «стальную жестокость». По отношению к кому? К образу нарисованной узницы, которая сидела в подвале. Как вы догадываетесь, эпизод сексуального насилия был: единожды, в 18 лет. Образ в плаще имел целью уберечь узницу от страшных событий, которые неминуемо с ней произойдут, если она выйдет из подвала.
Мне стало ясно, что образ несет двойную функцию: оберегает клиентку, и в то же время готов нанести ей вред, если она попробует его ослушаться. Уже зная о травме сексуального насилия, я предположила, что девушка не просто подавила свою агрессию, а присоединила к агрессии насильника, усилив ее. Тогда у меня появилась идея разъединить эти чувства, так как они принадлежат разным людям. По моему предложению, клиентка обратилась к мужскому образу в плаще и шляпе: «Я забираю из тебя свою агрессивную часть». Что же произошло с образом?
Женщина взволновано сообщила, что после этих слов образ мужчины в плаще разделился на два: на образ ее реального насильника и образ светлого воина с мечом! Образ воина сначала выглядел растерянным, потом по словам клиентки он как будто «вышел из гипнотического состояния», вдруг «прозрел» и встал на защиту узницы, которая из нарисованной превратилась в живую. Таким образом удалось разблокировать собственную агрессивную часть клиентки и перенаправить ее на самозащиту. Далее были проведены возвратные техники, и гештальт был завершен.
Защитник и преследователь о одном лице
В наших рассуждениях мы могли бы вспомнить о понятии «идентификация с агрессором», введенным Шандором Ференци. В его концепции в случае насильственных действий со стороны родителя по отношению к ребенку, последнему настолько трудно вынести чувство ненависти к любимому родителю, что он идентифицируется с «хорошим» отцом или матерью и принимает родительскую агрессию в свой внутренний мир. И начинает ненавидеть себя и свои потребности. Однако в приведенном мной случае насильником был посторонний мужчина, не муж и не возлюбленный. Да и «стокгольмский синдром» тут тоже был ни при чем. Как объяснить слияние собственной агрессии, которую невозможно было проявить, с агрессией насильника?
Мы могли бы предположить, что в некоторых случаях самоосуждение, отвержение своей «слабой» пострадавшей части личности может привести к усиленной аутоагрессии. Бывает же такое отношение у травмированного клиента: «Ненавижу себя за то, что допустил/а все это!» Но почему тогда, применяя новый прием, собственная агрессивная отделяемая часть оказывается защищающим образом?
Часто такой образ имеет двойную функцию: защитник и преследователь в одном лице. Защитник (или спасатель) жалеет и оберегает от повторений ужасного прошлого, обвинитель (преследователь) изводит нападками, словами самоуничижения, может возникнуть желание самоповреждающих действий. То есть внутренний мир травмированной личности начинает жить в треугольнике, который известен нам как треугольник Карпмана.
Еще пример. Молодая женщина после развода (в браке были эпизоды насилия) обратилась с жалобами на подавленное состояние, «замирание во времени». Образ этого состояния был похож на девушку из аниме, ее тело было в кровавых подтеках. Попытки поддержать девушку со стороны взрослой клиентки не увенчались успехом, к ней было «не пробиться». Стало понятно, что срабатывала психологическая защита (изоляция), поэтому логично было выяснить, от кого девушка изолируется.
Нападавший предстал в образе огромного мехового червяка (как в шкуре), который распространял мерзкий запах. Далее клиентке было предложено дать отпор этому образу – червяк скукоживался, но злорадствовал и даже скалился. Изменений не было. Девушка оставалась в изоляции. Тупик. Тогда я предложила клиентке отделить от образа мехового червяка ее собственную агрессивную часть, и первоначальный образ разделился на два: появился образ зубастого кролика, а образ червяка стал обычным (вот как в первом образе отразились кроличьи мех и зубы!)
- Посмотрите, эти образы взаимодействуют между собой? – спросила я.
- Кролик накинулся на червяка, и от того осталось мокрое место! – с восторгом ответила женщина. - А девушка ожила, стала настоящей, живой, она видит и слышит все, что происходит!
Как только был дан отпор образу насильника, изоляция перестала быть необходимой. Далее образ кролика был отблагодарен за защиту, вскоре он мирно щипал траву рядом с девушкой, а потом она взяла его на руки. Взрослая клиентка дала уверения образу девушки в том, что будет заботиться о ее безопасности, были проведены дальнейшие необходимые процедуры, в том числе, возвратные техники.
В данном случае прием «отделить свою агрессивную часть» помог оперативно разблокировать собственную агрессию клиентки и направить ее по адресу. Эти процессы способствовали оперативным трансформациям состояний всех образов женщины, отдельная работа с образом защиты стала не нужна.
Идентификация или интроекция?
Во всех случаях моей практики, когда новый прием успешно срабатывал, травмированные части клиентов испытывали не просто страх, а смертельный страх. В подобных состояниях рулить начинает инстинкт самосохранения, актуализируются стратегии выживания. Чтобы спасти жизнь, приходиться подчиниться тому, в чьих руках она находится. Сознание «засыпает» - этим объясняется необычное «загипнотизированное» состояние своей агрессивной части, которое описывают клиенты. Происходит не только отказ от сопротивления (он оценивается как опасный для жизни), но и слияние с агрессией насильника как способ выжить. Это происходит помимо воли человека, автоматически. Таким образом срабатывает не идентификация с агрессором, а его интроекция.
Напомню, что когда происходит идентификация, человек пытается почувствовать то, что чувствует другой, проникая в его мысли, чувства, намерения. Интроекция означает, что человек включает образ агрессора в свое психологическое пространство, и начинает мыслить «как он» в попытке контролировать внешнюю угрозу. Однако у этого процесса есть «побочный» эффект: внешняя угроза превращается во внутреннюю, так как внутренней угрозой человек может управлять более успешно. Так психологические защиты могут решать ряд задач адаптации к ситуации травмы.
Так что в образе внутреннего вредителя/обвинителя содержится не только виновник травмы, в нем также запечатана собственная агрессия жертвы.
Как и когда можно использовать этот прием в практике эмоционально-образной терапии?
Этот прием используется в случае тяжелой психотравмирующей ситуации клиента (в частности, насилия). Нужно убедиться, что образ внутреннего обвинителя/вредителя выполняет двойную функцию: с одной стороны, заботится о безопасности клиентской части, а с другой является для нее угрозой. Если это так, то прием воздействия на образ заключается в следующем.
ЭОТ терапевт предлагает взрослой части клиента обратиться к образу обвинителя с утверждением: «Я забираю из тебя свою агрессивную часть». Далее терапевт просит клиента просто наблюдать за тем, что будет происходить с образом и озвучивать возможные изменения, которые будут происходить. Обычно образ разделяется на две части: образ насильника (часто, но не всегда, предстает образ реального человека) и образ собственной агрессивной части клиента. Следует обратить внимание клиента на описание собственной агрессивной части: как он относится к оставшемуся образу? Нередко агрессивная часть клиента сама, без предложений терапевта, завершает то, что не смогла сделать в ситуации травмы – дает надлежащий отпор. Незавершенный процесс завершается. Образ жертвы после применения этого приема «оживает», энергетизируется, восстанавливается. Становится возможной интеграция этих частей личности клиента.
В заключение отметим, что агрессивные эмоции/энергии изначально необходимы человеку для адаптации во внешнем мире и для здоровой защиты от токсичных «не-я» объектов. После тяжелой психологической травмы эти агрессивные энергии оказываются направленными во внутренний мир человека и могут распространяться на самые разные его потребности. А когда источник атаки находится во внутреннем мире личности, процессы символической интеграции становятся невозможными. Поэтому так важно уметь не только распознавать психологические защиты, в том числе, в образах человека, но и уметь работать с ними, выбирать подходящие приемы воздействий на образы. Прием «отделение своей агрессивной части» приводит к разблокировке фиксированных в прошлом процессов и способствует восстановлению целостности травмированной личности человека.
Автор статьи: Ольга Александровна Берг
Статья опубликована в Сборнике статей психологов-практиков ЭОТ под редакцией Линде Н.Д.